Быть рядом с клиентом в его силе
Чтобы принадлежать к нашей семье, нужно страдать, быть слабым, беспомощным, болеть, грустить, находиться в депрессии. Нужно, чтобы у тебя ничего не получалось. А яркие, сильные, могучие в нашей семье не нужны.
У вас когда-нибудь возникало ощущение двойственности находящегося рядом с вами человека? Непонимание: глаза видят и уши слышат одно, а вы нутром ощущаете иное.
Человек рассказывает о своих неудачах, о том, как у него ничего в жизни не получается, поражения преследуют практически на каждом шагу. А вы чувствуете в нем огромную силу, океан мощи и возможностей, физически ощущаете бурление этой силы, словно в сказке волшебное зелье кипит под крышкой плотно закрытого котла.
У меня было такое ощущение рядом с несколькими клиентами. Я достаточно долго не могла понять, почему они или никак не реагируют на мои слова об этом ощущении их силы, или же начинают возражать, отбиваться от моих слов руками и ногами.
Это было для меня загадкой до определенного момента. До тех самых пор, когда во время прослушивания аудиокниги Ялома «Мамочка и смысл жизни» меня и мою непонятливость не шандарахнуло тяжелой чугунной сковородкой воспоминания по голове:
Человек рассказывает о своих неудачах, о том, как у него ничего в жизни не получается, поражения преследуют практически на каждом шагу. А вы чувствуете в нем огромную силу, океан мощи и возможностей, физически ощущаете бурление этой силы, словно в сказке волшебное зелье кипит под крышкой плотно закрытого котла.
У меня было такое ощущение рядом с несколькими клиентами. Я достаточно долго не могла понять, почему они или никак не реагируют на мои слова об этом ощущении их силы, или же начинают возражать, отбиваться от моих слов руками и ногами.
Это было для меня загадкой до определенного момента. До тех самых пор, когда во время прослушивания аудиокниги Ялома «Мамочка и смысл жизни» меня и мою непонятливость не шандарахнуло тяжелой чугунной сковородкой воспоминания по голове:
“
Чтобы принадлежать к нашей семье, нужно страдать, быть слабым, беспомощным, болеть, грустить, находиться в депрессии. Нужно, чтобы у тебя ничего не получалось. А яркие, сильные, могучие в нашей семье не нужны.
Войти с Айрин в ее "черную липкую грязь" и остаться живым, доказать, что она не опасна для окружающих.
— Я сильный опасен для моей семьи, для близких, для любимых, для родных. Своей силой я могу их убить, уничтожить. Я так не хочу.
— Если я буду сильной, я не смогу больше рассчитывать на поддержку, на внимание, на заботу. Я сильная, здоровая, обеспеченная не нужна. Когда я такая, меня нет для близких, меня не за что любить. Любят только слабых и беспомощных.
— Если я стану самодостаточной, мой муж бросит меня, как бросил мой отец.
— Если я буду сильной, я не смогу больше рассчитывать на поддержку, на внимание, на заботу. Я сильная, здоровая, обеспеченная не нужна. Когда я такая, меня нет для близких, меня не за что любить. Любят только слабых и беспомощных.
— Если я стану самодостаточной, мой муж бросит меня, как бросил мой отец.
Сколько боли стоит за этими словами, за отказом от своей силы. Сколько слёз, ощущения ненужности, брошенности, непригодности, несоответствия семье. Сколько страха причинить боль и страха ее испытать. Боль вины, одиночества, разочарования.
И мы идем вместе, туда:
Где мама в сердцах кричит 10-летнему сыну, отстаивающему свое право на свой порядок в своей комнате: «Ты меня до инфаркта доведешь! Вот доведешь, умру, посмотришь, каково тебе будет!»
Где мама все время на работе или в домашних делах. Но стоит только заболеть, как мама тут же бросает работу, все дела, сидит рядом, дарит внимание, заботу, кормит вкусняшками, поит чаем с малиновым вареньем, обнимает, гладит по голове и рассказывает сказки "бедному больному ребенку". И выздоровление приносит не радость, а горечь от возвращения жизни на круги своя: мама в делах, а ребенок в ненавистном саду с крикливыми воспитательницами и угрожающими нянечками.
Где отец после радостного сообщения дочери о том, что она устроилась на хорошо оплачиваемую и интересную работу, ночью оставляет записку: «Слава Богу, теперь с тобой все будет хорошо. Теперь ты сама справишься» — и выпивает все таблетки, найденные в доме. Уходит и оставляет в душе дочери огромную кровоточащую рану потери.
Это горе, горе понимания необратимости, тщетности, невозможности что-либо изменить. Горе нужно прожить, дать ему возможность выполнить свою работу. Прожить и пережить. Но любое горе не бесконечно, и наступает момент, когда горе уступает место возможности заново встретиться со своей силой, познакомиться с ней, присвоить ее.
Тогда начинаются первые пробы - проверки, тестирование реальности и реакций близких и важных людей в лице терапевта. А он меня выдержит, выдержит мою силу? Мою настойчивость, дерзость, яркость, агрессию, резкость? Устоит рядом с тем, кто может, кто справляется, кто самодостаточен, кто может и будет устанавливать новые правила и границы, кто принимает решения, далеко не всегда приятные для окружающих?
Сможет? Выдержит? Не испугается? Не разрушится? Примет эти изменения? Не сбежит?
Выдержит. Устоит. Не разрушится и не сбежит.
Терапевт долго формирует свою устойчивость. И он знает, что именно в таких, четких, устойчивых, надежных границах, в атмосфере признания и уважения силы и инаковости зажигаются действительно яркие звезды, восстанавливаются из пепла разрушенные болью вселенные.
И мы идем вместе, туда:
Где мама в сердцах кричит 10-летнему сыну, отстаивающему свое право на свой порядок в своей комнате: «Ты меня до инфаркта доведешь! Вот доведешь, умру, посмотришь, каково тебе будет!»
Где мама все время на работе или в домашних делах. Но стоит только заболеть, как мама тут же бросает работу, все дела, сидит рядом, дарит внимание, заботу, кормит вкусняшками, поит чаем с малиновым вареньем, обнимает, гладит по голове и рассказывает сказки "бедному больному ребенку". И выздоровление приносит не радость, а горечь от возвращения жизни на круги своя: мама в делах, а ребенок в ненавистном саду с крикливыми воспитательницами и угрожающими нянечками.
Где отец после радостного сообщения дочери о том, что она устроилась на хорошо оплачиваемую и интересную работу, ночью оставляет записку: «Слава Богу, теперь с тобой все будет хорошо. Теперь ты сама справишься» — и выпивает все таблетки, найденные в доме. Уходит и оставляет в душе дочери огромную кровоточащую рану потери.
Это горе, горе понимания необратимости, тщетности, невозможности что-либо изменить. Горе нужно прожить, дать ему возможность выполнить свою работу. Прожить и пережить. Но любое горе не бесконечно, и наступает момент, когда горе уступает место возможности заново встретиться со своей силой, познакомиться с ней, присвоить ее.
Тогда начинаются первые пробы - проверки, тестирование реальности и реакций близких и важных людей в лице терапевта. А он меня выдержит, выдержит мою силу? Мою настойчивость, дерзость, яркость, агрессию, резкость? Устоит рядом с тем, кто может, кто справляется, кто самодостаточен, кто может и будет устанавливать новые правила и границы, кто принимает решения, далеко не всегда приятные для окружающих?
Сможет? Выдержит? Не испугается? Не разрушится? Примет эти изменения? Не сбежит?
Выдержит. Устоит. Не разрушится и не сбежит.
Терапевт долго формирует свою устойчивость. И он знает, что именно в таких, четких, устойчивых, надежных границах, в атмосфере признания и уважения силы и инаковости зажигаются действительно яркие звезды, восстанавливаются из пепла разрушенные болью вселенные.